Чаша терпения Господня
полна по самые края,
не расплещите её.
полна по самые края,
не расплещите её.
Я прочитала «Стальное зеркало» с третьей попытки. Дважды я штурмовала текст с наилучшими рекомендациями наперевес, и дважды мои войска откатывались, не добравшись и до середины
Просветление снизошло на нерадивую читательницу неожиданно: когда закончилась Панкеева, кончилась Сыромятникова, кончилась Попова… В общем, вы уловили тенденцию . Именно в этот момент, не раньше, я ощутила, что Безначальное Дао охватывает меня, и смирилась с неизбежным: быть по сему, читаем!
…Даже не знаю, как вам всё это описать. Мир Апраксиной-Оуэн «Pax Aureliana» (так называется серия) похож на наш, да не совсем. Названия стран иногда смутно знакомы, иногда ассоциации явны: Аурелия, Альба, Франкония, Толедо, Галлия, Арелат… С историческими лицами то же самое, некоторых способна опознать даже я: «Мария, королева Каледонии, Аурелии и Альбы» или «Чезаре Корво, сын Папы Александра VI» сомнений не вызывают. Знатоки истории поймут значительно больше и порадуются
читать дальшеВсеисторический охват предполагает большое количество персонажей, и они получились на славу. С яркой индивидуальностью. Со своими целями и задачами. С собственной судьбой – до и после сюжета. Самая высокая политика, королевские дворцы и папские покои; воюющие армии и армии на марше; крупные исторические деятели и мелкая сошка, не попавшая ни в единую хронику – в этом романе есть воистину ВСЁ.
Когда я начинала писать эту рецку, то заранее знала, что не справлюсь с задачей. Не по Сеньке шапка . Я не в силах дать вам полное представление о событиях и людях такого масштаба; не могу даже претендовать на понимание авторского замысла хоть в сколько-то пристойном объёме. Как минимум, эта книга не на один раз. Второе прочтение может – должно! – поправить дело, и я обязательно предприму осмысленную вторую попытку. Но даже и сейчас книга стоила затраченных времени и усилий.
Чёрт, ну надо же попробовать…
…Хитросплетения людских судеб недаром сравнивают с нитями и вытканным из них гобеленом. Ни одно происшествие, даже самое, казалось, малозначимое, не останется без последствий. И чем ближе к власти, тем эти последствия причудливей, а зачастую страшнее. Самый известный пример – классическое «Потому что в кузнице не было гвоздя» (С) и к чему это привело. Так вот, роман «Стальное зеркало» расскажет нам о том, что гвоздей ни за что не хватит на всех. Если, по нелепой случайности, подвезут гвозди – лопнет казавшийся монолитным стальной молот. Упадёт наковальня на ногу кузнецу. Порвётся упряжь. На худой конец - пролетающая птичка уронит камушек аккурат в мехи горна, и вся кузница взорвётся к чёртовой матери.
А Небеса здесь близко. Много ближе, чем в нашем мире, где чудес можно ожидать веками, да так и не дождаться. Мистическая составляющая в книге имеет вес, Божья воля и Божий гнев здесь не заставят себя ждать; вы увидите чудо, вы увидите, как рождается глобальное проклятье. Чернокнижники будут. Сатана или нет – неясно, но сверхъестественное будет точно, по ту сторону зеркала.
Короче, внутри книги - всеобъемлющий мир, на небольшом временнОм отрезке.
Такой подход налагает свои ограничения: роман, несомненно, начался на первой странице – но нельзя сказать, что он закончился на последней. История не имеет обыкновения заканчиваться, как не заканчивается жизнь . Соавторы обещают продолжение. Первая его часть, «Дым отечества», уже доступна читателям, надеюсь в своё время прочитать и вторую.
Что ещё я не успела вам сказать? Да почти всё и упустила . Я рассказала о Чезаре Корво, «папином сыне», человеке странного образа мыслей, да и человеке ли?.. Нет. О Джеймсе Хейлзе, то ли вольном трикстере, то ли прямом воплощении Локи? Нет, только упомянула. О несхожей паре аурелианских Людовиков, бывшем и нынешнем?.. Генерале де Рубо, гении войны в мятом мундире? Посмеялась над «коронованной цесаркой каледонской»? А несколько слов о скромном философе из Сиены, жонглирующим королевствами на расстоянии сказала?.. Опять нет. Коннетабль Аурелии, секретарь альбийского посольства, разнообразные дамы королевского двора – что, всё мимо? Не может быть. Но о блистательном и надменном герцоге Валуа-Ангулеме, невыносимом настолько, что он не имеет сторонников, только верных холопов, я хотя бы сказала? Тоже нет?! Да что ж такое! Даже половину значимых фигур не перечислила
Не может рецка иметь такой же объём, как сам роман
А роман реально немаленький, 1411 страниц в моей электронной книжке . И все эти страницы обеспечили мне две недели в другом мире, две напряжённые недели, переполненные событиями и разнообразными, бесконечно интересными людьми. Право, для моего читательского счастья не обязательно понять всё, достаточно восхититься процессом.
Конечно, я рекомендую роман. Не могу сказать – всем, но лицам, приблизившимся к постижению Дао, – безусловно. Хотя бы попробуйте. В стальном зеркале отражается жизнь, чуточку иная, чем на самом деле, но от этого не менее занимательная. Отблеск стали лишь придаёт ей жёсткую нотку сообразно времени: времени, когда решительный человек взмахом меча был способен очертить себе королевство.
Резюме: полномасштабное историческое полотно. Интригующе не оконченное.
Категория:
Очень большая цитата, но при попытке сокращения теряется соль«Очередное чудо. Мигель вполне явно обозначает, что убийство младшего Орсини, даже окажись он предателем, не вызовет у него радости. Кажется, это впервые. Он, разумеется, сделает все, что нужно — но с большим сожалением. Удивительно. Я как-то не думал, что у его толедской практичности есть границы. Мне до сих пор казалось, что эту практичность нужно держать на сворке и в глухом наморднике, поскольку ни Мигель, ни любой другой уроженец Толедо даже думать не будут, можно убивать или нельзя. Таких вопросов не бывает, быть не может. Неправильные вопросы. Выбора на самом деле нет; есть только вопросы цены и целесообразности. Да, нужно. Нет, нельзя, потому что дорого. Да: нельзя — но очень выгодно, значит, следует. И если можно сказать «да» — значит, будет сказано «да». Сомнение трактуется в пользу смертного приговора.
Это Толедо. Очень много людей, очень много свобод и привилегий. Пока. А сохранить эти привилегии и свободы можно только, если не уступать. Ничего. Никому. Никогда. Противоречия разрешаются за счет жизней.
Пока это рядом, под рукой, привычно, пока тебя не считают соперником в споре — такая решимость даже удобна. Никаких сомнений, полное доверие, готовность выполнить любой приказ. Любой. Настоящий — а заодно и мнимый. Померещившийся в словах, в тоне, во взгляде…
Так что удобство — относительное. Подумаешь вслух, а это примут даже не за завуалированный приказ, а за прямой.
Четыре года назад из этого вышло дело, о котором даже не расскажешь в хорошей компании. Посторонние не оценят. Герцог Ангулемский, наверное, просто не понял бы подобного «своеволия» свиты — или подобного «неумения» четко определять границы полномочий. Свои не поймут, что в истории смешного — все же получилось так хорошо. Лихо, точно и ко всеобщему благу.
Про Лодовико Мавра, фактического правителя Флоренции, Чезаре слышал много — все больше неприятного. Когда встретился и присмотрелся поближе, понял, что слухи сильно Мавру льстили. Не циничный и жесткий политик. Не человек, стремящийся в качающемся мире любой ценой обеспечить безопасность своим. Не хищник, берущий силой то, что все равно невозможно взять по праву — а притворяться ниже достоинства. А просто мелкий предатель. Тупой, слепой и бессмысленный. К тому же трус. Угодливый льстивый трус, пытающийся выдавать эти свои качества за хитрость, силу и прозорливость. Рядом — нет, не рядом, при Людовике Аурелианском, том самом, теперь уже покойнике, чей призрак и ныне витает по галереям дворца, по орлеанским переулкам — флорентиец смотрелся как-то особенно нелепо. Нет, не так. Гармонично он смотрелся. Если есть эталон красоты, должен быть и эталон несуразности. Вот его иль Моро и воплощал.
Зрелище было настолько несообразным, что уже после бегства из королевского лагеря Чезаре удивился — в узком кругу, вслух. Три ошибки. Удивление само по себе, близкий круг — будь вопрос задан на людях, его еще могли бы понять правильно. И то, что сказано было его голосом.
«Зачем он?» — всего-то выражение предельного недоумения. Зачем это нелепое, нескладное, бессмысленное вообще существует? Что оно тут делает? Во Флоренции, на полуострове, на земле? На что оно годится — в чем его смысл для других и даже для себя? Чезаре не понимал, и — редкий случай — Гай ему ничем помочь не мог. Сталкиваться с таким ему приходилось, а разобраться, к чему оно, он не сумел ни при жизни, ни после смерти.
Но зато Гай — старый интриган — прекрасно знал, что произойдет потом. Потому что вопрос задавал не мальчик. Вопрос задавал один из высших сановников церкви, третий по старшинству в семействе Корво… человек только что мастерски оставивший с носом одного из самых страшных правителей континента.
Уго де Монкада, кузен и дядин любимец, Рамиро де Лорка — кондотьер с репутацией умного и дельного военного, Мигель, разумеется… еще пара родственников из семейства Монкада, дядин секретарь. Толедо и еще раз Толедо. Все поголовно. Они даже с удовольствием обсудили, что непонятно, как и зачем земля такое носит. И, кажется, забыли разговор.
Через месяц Мигель даже без особого торжества среди прочих новостей сообщил — «Ваш приказ выполнен». Какой? Да касательно Лодовико. И… что Лодовико? Лодовико уже ничего. Племянник его, Джан-Галеаццо Сфорца говорит, что похороны будут очень пышные… И выражает всяческую признательность и готовность к сотрудничеству — что понятно, поскольку законным правителем Флоренции является именно он, и вряд ли дядя позволил бы ему жить долго. Но из-за того, что оный дядя в свое время подмял под себя все, Джан-Галеаццо пока сидит некрепко и долго еще будет нуждаться в сильных союзниках. Неудивительно, что он выбрал в союзники тех, кто мог отправить его следом за дядей, но того не сделал. В общем, вы, Ваше Высокопреосвященство, в который раз оказались правы. Ни за чем он не был нужен, этот Мавр. Чистый выигрыш.
Видимо, любезное и верное окружение решило поставить опыт. Изменится ли что-то в мире к худшему без Мавра? Не изменилось. К лучшему — пожалуй, кое-что. И аурелианский король попритих, и те, кто смотрел в его сторону — призадумались, и Джан-Галеаццо оказался в кресле правителя, которое принадлежало ему по праву… идиллия. Натуралисты были очень довольны результатами.
Недоволен был только кардинал Корво. Который не отдавал приказа. И не желал вслух. А всего лишь задал отвлеченный вопрос. Каковой навсегда остался неразрешенным, ибо в нынешнем своем виде Лодовико Мавр годился лишь на то, чтобы толкать вверх маргаритки — или что там скорбящие родичи посадили на его могиле…
Родственники и приближенные — опрометчиво приближенные, как думал тогда кардинал, ну а родственников, увы, не выбирают — некоторое время не понимали, чем же это Чезаре недоволен. Ну чем бы это? Он выразил недоумение по поводу бытия Лодовико — бытие и пресекли. Да еще ловко как — вот послушайте подробности. И что ты вообще дуешься, любезный брат, право слово — изумлялся Уго, — ну до чего ж красиво вышло! А что не отдавал — ой, ну братец, о чем ты, все свои. Семья, близкий круг. Конечно, не отдавал никакого приказа, конечно.
Когда бы в конце каждой фразы Уго не подмигивал, звучало бы значительно лучше.
Так и не добился ничего — разве что родичи-Монкада начали считать его настоящим церковником, скользким типом. Скажет — и потом в глаза отопрется, даже если особой надобности в том нет.
Но вот свиту все же удалось приучить, что выполнять нужно только распоряжения. Высказанные вслух, прямо и недвусмысленно.
Впрочем, в заработанной у толедской родни репутации обнаружилось множество выгод и преимуществ — жаль только, что болтливыми родичи не были. А свита запомнила принятые к ней меры. Может быть, именно в этом и был смысл существования Мавра?..
Пути Господни, как известно, неисповедимы»