Страшнее всего на земле гнев праведных.
Мы и убивать, и калечить умеем,
И чувствуем даже, что это правильно.
Что твой гнев, хохол? Поросячья истерика.
Страшен только для пленных и деток в Донецке.
Не зови свою мамку, не зови Америку,
Когда сунем под броник острой железкой.
А взводному скажем что так вот и было.
Не хотел мол сдаваться, глупая хрюха.
Сольем в телеграм твое мертвое рыло,
Нашим донецким для бодрости духа.
А дальше посмотрим в твой синий паспорт,
Узнаем твой город, узнаем улицу.
Покурим немного и дальше на запад.
Туда где вам за Донецк аукнется.
На сельском майданчике с самого ранку,
Кого-нибудь точно прилюдно повесим.
Чубатого, ряженого в вышиванку,
Про коня и комбата не знавшего песен.
И будут там все говорить по-русски,
И будут там все говорить на нашем.
Пусть знают уж точно, чубатые суки:
Во время войны мы легко ебашим.
И не стыдно, не жалко, мы так не хотели,
Открывать свой подвал, выпускать чудовищ.
Но вы заебали, на самом деле.
А мы были добрыми. Хер поспоришь.
(С) автор неизвестен